Доминго де Сото /1496-1560/ является, наряду с Леонардо да Винчи, тем ученым, через которого теория импетуса Жана Буридана проникла в европейские университеты XVI века, причем вклад Доминго де Сото следует особо выделить по трем причинам. Во- первых, Доминго де Сото преподавал в Саламанкском университете в Испании (одном из старейших в Европе); во-вторых его труды были опубликованы уже в XVI веке (в частности, “Вопросы[...]” к “Физике” Аристотеля, в которых были изложены идеи Буридана); в-третьих, имя Доминго де Сото упоминается в записных книжках Галилея.
Доминго де Сото был доминиканским монахом, принимал участие в заседаниях Тридентского собора /1545-1563 гг./ и даже в течение нескольких лет возглавлял доминиканский орден. Он написал много сочинений, из которых наиболее известны “Комментарии и вопросы к “Физике” Аристотеля”, “Толкования на четыре книги “Сентеций” Петра Ломбардского” и др. Жанр, композиция и содержание произведений Доминго де Сото характерны для схоластических трактатов и комментариев XIII - XIV вв. и не выдают в Сото человека эпохи Возрождения.
Приведем в качестве иллюстрации несколько фрагментов из книги Сото “Толкования на сентенции Петра Ломбардского”: “Действительно ли солнце и луна во время приближения Страшного суда померкнут и действительно ли силы небесные поколеблются ?”:
“Приводим аргументы в пользу отрицательного ответа. Солнце и Луна не могут быть одновременно лишены своего света, ибо Луна затмевается, когда Земля находится между нею и Солнцем, поэтому Луна и Солнце должны находиться в противоположных частях неба. Солнце же затмевается , когда Луна оказывается между ним и нами; для чего требуется, чтобы эти светила имели одинаковые угловые координаты. Второй аргумент. Когда сказано, что Солнце и Луна не дадут света своего, добавляется, что звезды упадут с неба: но звезды являются частями неба и, следовательно, неуничтожимы; поэтому они не могут упасть. Значит, все это надо понимать в метафорическом , а не в истинном смысле. В пользу же положительного ответа - евангельский текст: “Солнце померкнет, и Луна не даст света своего, и звезды падут с неба, и силы небесные поколеблются”.
Итак, сделаем первый вывод: Солнце и Луна тогда померкнут. Вывод этот основывается на Евангелии и поэтому не нуждается в доказательстве, хотя можно задаваться вопросом о способе, которым это осуществиться; способов же может быть три, а именно, либо отнятием лучей, либо помещением облака[...] Посредством же затмения тьма эта не может возникнуть: во-первых, в силу вышеприведенного довода о том, что Солнце и Луна одновременно не могут претерпевать затмение; во-вторых потому, что тьма эта будет во всем мире, а всеобщих затмений не бывает[...] Затмения суть природные явления, и когда они происходят по законам природы, не называются знамениями и не вызывают ни страха, ни удивления[...] Эта тьма может быть следствием отнятия лучей, т.е. она может иметь место из-за того, что Бог не даст своего общего содействия, т.е. не будет содействовать испусканию света этими светилами, подобно тому как во времена Иисуса Навина из-за отсутствия содействия со стороны Бога остановилось Солнце[...] Впрочем, поскольку, когда мы имеем дело с чудесами, надо придерживаться того объяснения, которое вызывает меньшее удивление, то не исключено, что эта тьма будет вызвана всего лишь неким облаком, которое покроет своей тенью весь мир”.
Мы привели эти рассуждения Доминго де Сото, чтобы дать слушателям представление о том, как естественнонаучные рассуждения вплетались в XVI в. в богословский контекст. Разумеется, Доминго де Сото прославился в кругах историков науки и историков философии не своими выдержанными в традиционном схоластическом стиле и ныне практически забытыми толкованиями на “Сентеции” Петра Ломбардского, но своими “Вопросами[...]” к “Физике” Аристотеля, где Доминго де Сото предвосхищает новоевропейское учение о движении. Прежде всего, Доминго де Сото формулирует аргументы в пользу учения об импетусе:
“Большая часть физиков не находит мнение Аристотеля убедительным. Во-первых, они не считают возможным, чтобы тот, кто сообщает движение брошенному телу, сообщал бы воздуху достаточно большую силу, чтобы он был способен двигать стрелу или дротик, который еще тяжелее, чем стрела. Во-вторых, воздух не может удерживать, а тем более двигать пушечное ядро с такой большой скоростью и на такое большое расстояние[...] Если движение воздуха было бы тому причиной, он толкал бы с большей скоростью перо или кусочек ваты, чем камень или кусок железа; однако, опыт учит нас обратному[...] Можно также привести в качестве аргумента движение точильного колеса цирюльника; раскручивая его, он сообщает ему большой импетус, а затем, когда он предоставляет его самому себе, колесо продолжает вращаться”.
Нашему читателю, ознакомившемуся с предыдущими лекциями, будет понятно, о каких физиках говорил Доминго де Сото. Самым важным, однако, в комментариях Доминго де Сото к “Физике” Аристотеля историки науки считают тот фрагмент, где речь идет о способе определения пути при равноускоренном движении. Традиционно считалось, что первым правило определения пути при равноускоренном движении сформулировал Галилей, но на самом деле, как показал своем историко-научном труде “Исследования о Леонардо да Винчи” Пьер Дюгем, мы находим это правило уже у Доминго де Сото:
Сначала Доминго де Сото дает определение равноускоренного и равнозамедленного движения: “Движение равномерно неравномерное во времени - это такое неравномерное движение, при котором, если его разделить согласно времени /т.е. на предыдущее и последующее/, средняя точка в каждой части настолько же превосходит наиболее слабый экстремум этой части, насколько сама превосходима интенсивнейшим. Этот вид движения присущ естественно движущимся телам, а также бросаемым телам. Ибо если тяжелое тело падает с высоты в однородной среде, оно быстрее движется в конце, чем в начале. Движение же бросаемых вверх тел медленнее в конце, чем и начале. Таким образом, первое движение равномерно неравномерно усиливается, а второе движение равномерно неравномерно ослабевает”.
Дав определение тому, что мы называем равноускоренным и равнозамедленным движением, Доминго де Сото приступает к решению задачи о нахождении пути при равноускоренном движении: " Равномерно неравномерное движение по отношению ко времени следует почти тому же правилу, что и равномерное движение [...] Например, если движущееся тело А движется в течение часа непрерывно ускоряя свое движение от степени 0 до степени 8 , оно пройдет точно такой же путь, что и движущееся тело В, которое в течение того же времени будет двигаться равномерно со степенью 4”.
Таков вклад в науку генерала доминиканского ордена, участника Тридентского собора и священника Доминго де Сото. Обратимся теперь к творческому наследию другого ученого ХVI века, итальянца Джованни Баттиста Бенедетти /1530-1590/.
Бенедетти написал и опубликовал две книги, посвященные проблемам механики, физики и астрономии. Первая книга увидела свет в Венеции в 1553 году и была посвящена, в основном, механике. В предисловии к ней Бенедетти объясняет, почему он решился на столь поспешную публикацию своего труда: “Мне доставило бы больше удовольствия написать все это тебе частным образом в ответ на твои просьбы, чем обнародовать это публикацией. Но я боялся, что кто-нибудь перехватит мое письмо/ как мы видим, это часто случается/ и [...] украдет мои идеи”.
В XIII - XIV веке, когда никто не стремится приобрести себе славу оригинальностью идей, проблемы “научного воровства” не существовало. В XVI и особенно в XVII веке эта проблема становится весьма актуальной. Бенедетти как будто предчувствовал что его идеи кто-то захочет украсть и выдать за свои собственные. В том же предисловии Бенедетти пишет об Аристотеле: “Поэтому неправильно и слабо рассуждают те, которые говорят об Аристотеле как о пророке, как о боге философии и безошибочном[...] Аристотель был человеком глубокого ума, сведущим почти во всех науках и истинным гением в астрономии. Но только одному Богу подобает почитание и слава от всех”.
В этой своей первой книге, опубликованной в 1553 году, Бенедетти критикует некоторые положения физики Аристотеля, в частности, учение Аристотеля об обратной пропорциональной зависимости между скоростью падения тел и плотностью среды (в уже цитированном нами предисловии Бенедетти пишет, что, “подталкиваемый исследованием истины, любовь к которой вооружила бы Аристотеля против себя самого, если бы он жил в наши дни”, он “решился опубликовать некоторые выводы, противоположные мнению Философа”). Основываясь на законе Архимеда, Бенедетти предлагает решение, отличное от того, что давал Аристотель:
“Предположим, например, что плотность воды вдвое больше плотности воздуха, и то тяжелое тело имеет плотность, в два раза превосходящую плотность воздуха. В результате, это тело потеряет половину своего полного веса, когда будет помещено в воду, и четверть своего полного веса, находясь в воздухе, согласно сказанному в книге Архимеда “О плавающих телах”. Поэтому оно будет двигаться в воде в силу половины своего веса, а в воздухе - в силу 3/4 своего веса. Поэтому отношения движущихся сил будет 3:2, а не 2:1, как следовало бы из учения Аристотеля”.
В 1585 году Бенедетти публикует свою вторую книгу, в которой высказывается против учения Аристотеля о дихотомии “надлунный мир - подлунный мир” и с похвалой отзывается о гипотезе Коперника.
Мы приведем два фрагмента из второй книги Бенедетти. Первый фрагмент связан с критикой учения Аристотеля о неизменности небосвода:
“Аристотель в своем учении “О небе” /кн.1, гл.22/ пишет следующее: свидетельство чувств достаточно для того, чтобы заставить нас поверить этому /т.е. в неизменность небосвода - И.Л./, по крайней мере, основываясь на вере в человеческий авторитет, ибо за все прошедшее время, согласно преданию, никаких наблюдений не наблюдалось на наиболее удаленной небесной сфере в целом и ни в какой части ее. Но, читая этот отрывок из книги Аристотеля, мы не отдавали себе отчет, что то же самое можно сказать о земле, если бы мы рассматривали ее с такого же расстояния, с какого мы рассматриваем наиболее удаленную небесную сферу. Действительно, можно утверждать без всякого сомнения, что если бы Земля была освещена солнечным светом, и кто-либо захотел наблюдать ее с восьмой сферы /т.е. со сферы неподвижных звезд - И.Л./. он вообще не смог бы ее увидеть, ибо так называемые звезды первой величины. которые, как считают, по своим размерам как минимум в 100 раз превосходят Землю, видны лишь как точки”.
Второй фрагмент касается гипотезы Коперника:
“Ибо если мы пожелаем рассмотреть суточное вращение согласно общепринятой точки зрения, мы найдем с помощью вычислений, что Луна в квадратурах с Солнцем[...] движется со скоростью примерно 500 итальянских миль в минуту, а когда Луна находится в оппозиции или в конъюнкции с Солнцем, она движется со скоростью около 1000 итальянских миль в минуту[...] Но эта трудность не встречается в красивой системе Аристарха Самосского, которая была столь божественно изложена Николаем Коперником”. Из этого фрагмента ясно. что хотя Коперник не упоминал об Аристархе Самосском в тексте посвящения своей книги “Об обращении небесных сфер” папе Павлу III, для образованных людей XVI века факт влияния идей Аристарха на Коперника был очевиден. Отметим также, что вышеприведенные, а также и многие другие доводы Бенедетти против Аристотеля были дословно воспроизведены Галилеем в сочинениях “О движении” и “Диалог о двух системах мира”. Вклад же Бенедетти в развитие науки был забыт. Справедливость восторжествовала лишь благодаря упомянутому выше историко-научному труду Пьера Дюгема (“Исследования о Леонардо да Винчи”, т. III, Париж, 1913).